Меню
16+

Газета «Первомайский вестник»

Если Вы заметили ошибку в тексте, выделите необходимый фрагмент и нажмите Ctrl Enter. Заранее благодарны!
Выпуск 6 от 10.02.2020 г.

Уходили мальчики – на плечах шинели

Автор: Елена МАКАРЕНКО.

Участник Великой Отечественной войны из села Бобровка Семён Петрович Толмачёв к нашей встрече готовился тщательно: на столе разложил свои дневники, которые ведёт многие годы, фотографии разных лет, недавние записи-наблюдения о сегодняшней жизни… Семёну Петровичу нынче исполнилось 94 года. Но это не тот старичок с костыльком и в валенках! Высокий, осанистый, с благородной сединой. Пожатие руки крепкое, уверенное. Вот что значит военная выправка!

«Сердце так и оборвалось»

Семён Петрович родился 17 сентября 1925 года в деревне Каменуха Чарышского района, это в пяти километрах от Малого Бащелака, где потом жила семья. Там же есть ещё и Большой Бащелак. Об этом селе много историй рассказывал ветеран войны Владимир Тихонович Космынин, наш бывший селькор. Как оказалось, Семён Петрович и Владимир Тихонович дружили с самого детства.

До тридцатого года люди жили единоличными хозяйствами. Семён Петрович знает, что его отец, Пётр Никифорович, решил провести коллективизацию: себя первым записал, а потом всю родню и тех, кто согласился. «Провели собрание в марте, чтобы к началу посевной подготовиться. И вот пахать надо. Отец, ещё четыре его брата подъезжают к амбару, а никто и не явился. Ну что делать – кому за плугом идти? «Сёмка, айда помогать», — кричит отец. Я бегу. Мне на плечи опояски надели и в седло пытаются усадить. А лошадь-то рабочая, под седлом не привыкла ходить, шарахается от меня, фыркает недовольно. Мне тогда пятый год шёл, ростом ниже стремени. Ну, усадили кое-как, привязали к седлу. Мать рядом шла, за ногу держала – боялась, что лошадь скинет. А на следующий день люди стали съезжаться, и закипела работа. Меня из колхозников вычеркнули – зелёный ещё!» (смеётся)

Пётр Никифорович создал бригаду № 5 в колхозе «Животновод Алтая», а жена, Елена Афанасьевна, работала дояркой. Когда образовался сельсовет, не знали, кого поставить председателем. Приехал человек из района и назначил председателем Елену Афанасьевну, как передовую работницу. Но когда разузнали, что она грамоты совсем не знает, с поста убрали.

В селе не было ни школы, ни читальной избы. «Отец мечтал, чтобы люди были грамотными, начитанными, хотя сам всего лишь самоучка, — вспоминает Семён Петрович. – Придумал он уроки для сельских ребятишек проводить. Где-то большую доску раздобыл и мел, лавки в комнате расставил, получился настоящий класс. Я по деревне бегал, зазывал всех подряд на уроки».

…О начале войны Семён Петрович вспоминает так. «Обычный трудовой день. Родители ушли на работу, а я тогда отвечал за подвоз дров для пекарки. Запряг лошадь – и в забоку (заросли вдоль берега речки – прим. авт.) собирать ветки, сучки всякие. На обратном пути узнал, что войну с Германией объявили. Сердце так и оборвалось…»

Привет, родимая пехота!

Петра Никифоровича призвали 17 августа 1941 года. Ровно через год и один месяц он погиб, геройски защищая Ленинград. Все его братья – Василий, Евдоким, Иван – тоже воевали.

Семёну Петровичу вручили повестку в 1942 году. Его и ещё 12 одногодков доставили на «сортировку» в город Бийск. «Двоих ребят почему-то вернули домой. Мы же получили команду пройти обучение военному делу, — говорит Семён Петрович. — Построили нас на плацу в три шеренги. Вдоль ряда идёт офицер: отсчитывает десять человек, потом на кого пальцем укажет, тот и командиром отделения будет. Подошёл ко мне, посмотрел оценивающе и сказал: «Толмачёв, людей принимай!» Так я стал командиром снайперского отделения».

После учёбы всех посадили в эшелон – и на Москву. По дороге Толмачёва определили в пехоту. Он был приписан к 68-й механизированной бригаде. Приехали на станцию Кубинка – это самый запад Москвы, там располагалась военная база Красной армии и испытательный танковый полигон.

Справочно: осенью 1941 года в районе Кубинки сложилась очень напряжённая обстановка. Станцию обороняли части 82-й мотострелковой дивизии. Фашисты не дошли до населённого пункта шесть (!) километров. К 1 декабря немцам удалось прорвать оборону в районе Наро-Фоминска и продвинуться к Кубинке с юга. В семи километрах от села, у деревни Акулово, произошёл сильнейший бой, в результате которого врага удалось остановить. После отступления немцев Кубинка стала основной базой между фронтом и тылом.

В составе Степного фронта, принял свой первый бой ефрейтор Толмачёв, так начался его боевой путь. Освобождал Харьков, Полтаву, Кировоград (бывший Крапивницкий), там находился большой железнодорожный узел; выбивал немцев из деревень…

«Рамка», корова и добрая лошадь

Семён Петрович вспомнил такой случай: «Двумя взводами по 30 человек зашли в одну деревушку. Все сильно устали – пока марш-броски совершали, поесть некогда было. Хозяйственный обоз с кухней постоянно отставал, потому что тащил за собой на привязи корову. Солдаты балагурили: «Пора ей военный билет выдать да сухпаёк».

Расположились в каком-то сарае на краю деревни. Там лошадь стояла, её вывели на улицу, а сами все повалились на сено в ожидании обеда. Нашим взводом командовал младший лейтенант, я при нём был назначен связным. Пошли с ним разведать обстановку. Полдеревни прошли – тишина. Выбрались в поле, стерня чуть ли не по колено. И тут буквально ниоткуда налетела «рамка» (Fokke-Wulf – «летающий глаз» — двухмоторный двухбалочный трёхместный разведывательный самолёт – прим. авт.) и давай по нам палить. Мы зигзагами рванули обратно. А она снова на бреющий заходит и опять стреляет. Потом также неожиданно исчезла. Оказалось, на противоположном берегу речки была наблюдательная вышка, туда разведчик передавал координаты, и немцы после этого начинали прицельный обстрел.

Вернулись к ребятам. Тут и кухня приехала. Командир приказал посмотреть, забили корову или нет. Пошёл. Смотрю, корова ещё живая. Развернулся обратно идти, слышу, мина свистит. Одна метров за 30 от нас упала, а вторая метрах в трёх плюхнулась, но не взорвалась. Я как сиганул в окоп, на меня двое кухонных рабочих завалились, а сверху здоровенный повар придавил. У меня уже кислород в лёгких заканчивается, а они всё лежат. Всё, думаю, хана мне пришла – это ж надо так погибнуть на войне! И давай их локтями шпиговать. Слава богу, выбрался. Захожу в сарай, а командир опять: «Глянь, корову не …?» Да идите вы… со своей коровой… меня наш повар своей тушей чуть не задавил. Хохот стоял на всю деревню».

Корову, конечно же, того… Повар ливеру наварил целый бак. Солдаты плотно поели и потемну засобирались в дорогу. И тут у Толмачёва живот скрутило – ел-то без хлеба! Побежал по нужде. «Вижу, опять «рамка» заходит, даже пилота разглядел: рыжий такой, мордастый. Пока время выжидал, наши ушли вперёд. Темень – хоть глаз выколи, куда идти? А живот всё болит и болит. Но иду: скрючился, автомат еле держу. И вдруг что-то чёрное разглядел впереди – большое и шевелится. Крадусь. А это та самая лошадь, которую мы из сарая выгнали. Я к ней подошел, погладил. Взгромоздился на неё, за шею ухватился и шепчу: «Лошадка, ты вези меня к нашим». И правда, она пошла куда-то и ведь привела именно к той деревне, куда ушёл взвод. Остановилась у тына, а под ним, в меже, наши ребята привал сделали, спят…»

Они все, что ли, рыжие?

В той деревне произошёл внезапный бой. «Мы окапывались или находили естественные углубления в земле. Из леса выдвинулся немецкий танк, остановился примерно в сорока метрах от наших позиций. Пулемётчик строчит по нам, головы не даёт поднять. Команды открыть ответный огонь не было. Ждём. Тут из танка высовывается немецкий офицер – рыжий мордоворот. Шепчу себе под нос: «Ну, держи от меня пламенный привет, дядя!» и уложил его с первого выстрела. Началась пальба. Вдруг слышу: «Семён, немец сзади!» Поворачиваю голову, а там фриц со штыком. Я на него смотрю, он – на меня, и не шевелимся». Семён Петрович помолчал, потом, махнув рукой, сказал: «Да застрелил я его, пусть не лезет!»

Бой продолжался. «На поляну выкатил броневичок – ей-богу, странная машина, — говорит Семён Петрович. – Мы приготовились к отражению. Смотрю, открывается люк, из него высовывается немец, в руке три гранаты на длинной рукояти. И опять рыжий! «Да что ж они все рыжие-то? — думаю, — одна мать их рожала, что ли?» Как он кидал гранаты – смех один! Руку с гранатой закинет вверх, а крышка люка не даёт размахнуться-то, и каска то и дело на нос ему сползает. Короче, кидал вслепую. Он кинет, я пригнусь, где-то в стороне грохнуло. Только нацелюсь, он руку опять закидывает, я прячусь, опять недолёт. Только в третий раз добросил поближе: осколком палец мне поранил… До сих пор этого чёрта рыжего кляну, когда палец начинает болеть…»

Через день новая схватка. «На нас обрушился шквальный миномётный огонь, — вздыхает ветеран. – Мы были деморализованы, не знали, отступать нам или бросаться в атаку… Тогда погибли все, кроме нас троих – меня, Захарова и Зеленина. От взрыва снаряда нас оглушило и завалило мёрзлыми комьями земли…» Сколько Толмачёв находился в беспамятстве, не помнит. Очнулся, когда какие-то две женщины укладывали его в телегу вместе с товарищами. «Захаров умер по дороге. Куда увезли Зеленина, не знаю, а меня спрятали в лесной избушке. Недели две отхаживали. А потом явились полицаи… Так я попал в плен».

Советский военнопленный

Семён Петрович прошёл девять лагерей, трижды был на волоске от неминуемой смерти. Первый раз, когда в лагере смерти Хелм (Stalag 319 – территория Польши) заболел тифом. Выручил врач из числа пленных: перевёл Толмачёва в другое место, научил, как себя вести, что говорить. «А тот барак на тысячу человек вместе с больными немцы сожгли огнемётами».

Попав в Краковскую крепость (иначе – крепость Екатерины II – кирпичное 2-х этажное здание буквой П – прим. авт.), Семён Петрович чуть не утонул, когда всех повели помыться в заводи реки Висла.

Потом чуть заживо не закопали за то, что высказывался против немцев. Не знал, что и среди военнопленных есть доносчики.

Когда Семён Петрович попал в лагерь на территории Германии, пленные шептались о приближающейся победе и ждали освобождения. Как-то группу солдат вывели к узкоколейке. Там ожидали «покупатели» рабсилы. Семёна взял какой-то хромой старикашка, хозяин местной Papierfabrik (бумажная фабрика – прим. авт.), на распиловку бука и дуба.

«Как-то услышали звук артиллерийской канонады. Ну, точно, наши идут! Мы с товарищем решили бежать. Попали к англичанам, с которыми освобождали город Брелон. Но потом нас передали американцам. Помню, как на самой середине моста через Эльбу меня приняли генерал и два сопровождающих военных и отвезли в особый отдел на сортировочный пункт. Я честно всё написал. На второй день меня вызвал майор и дал задание – заполнять анкеты, потому что почерк у меня был хороший. Через неделю выдали мне военную форму. И так ещё четыре года службы пролетело.

И ощутить родимое тепло

Демобилизовавшись в апреле 49-го, Семён Петрович мечтал побыстрее вернуться домой, обнять мать. В Малом Бащелаке нашёл себе верную спутницу жизни, Клавдию Николаевну, которая работала фельдшером. Сам устроился в геологоразведку. Восемь лет работал на рудниках по добыче вольфрама и молибдена, залежи которых обнаружили в трёх километрах от села. Два года работал управляющим фермой в деревне Ивановка, заочно учился на агронома. Поставили агрономом-семеноводом, затем заместителем директора. Одним словом, трудовой путь Толмачёва составляет более тридцати лет.

Толмачёвы вырастили четверых детей. Клавдия Николаевна, к сожалению, умерла рано, не дождавшись внуков. Но род Толмачёвых растёт: есть уже 8 внуков и 9 правнуков.

Прощаясь с Семёном Петровичем, я взяла с него слово побить рекорды долголетия. Дело в том, что его дед по материнской линии прожил 117 лет, а сама мама – 106.

P.S. За военные заслуги С.П. Толмачёв награждён орденом Отечественной войны II степени, имеет много юбилейных медалей.

Добавить комментарий

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи.

15